Грэм Джойс - Как бы волшебная сказка
Как бы то ни было, она забеременела, и это создало проблему. Сохранять или нет.
О, я знал, чего мне хотелось. Душа моя не сомневалась. Я хотел, чтобы мы оставили ребенка, поженились, завели еще полдюжины малышей, похожих на нее. Шесть крохотных девчушек, если бы решал я. Будущее рисовалось мне таким: дом, жена, малышня, сад, собаки. Что еще надо?
У Тары был иной взгляд на будущее. Питер был готов свалить в университет. Уже получил уведомление о зачислении в Уорикский. Это было не для меня; я связывал свое будущее с гитарой, но у Тары была мысль последовать за братом. Она была умна, учеба давалась ей легко. И сказала, что хочет действовать по примеру Питера.
– И что тогда? – спросил я ее. – Тебе еще два года ждать, пока сможешь поступать, плюс три года в колледже, в итоге пять лет. А после что?
– Кто знает? – ответила она. – Не люблю загадывать наперед.
– Но как ты все это совместишь? Ты носишь ребенка. Как ты будешь справляться, когда у нас появится малыш?
– В том-то и дело, – сказала она. – В том-то и дело.
Она никогда прямо этого не говорила, но хотела избавиться от него. Не желала быть связанной в шестнадцать лет. Я называл ее убийцей, мясником и так далее в том же роде. Глупые, дикие, скверные слова, лучше бы я их не говорил. Помните, я сам был еще ребенок. Не думал головой, хотя тогда не понимал этого.
Она плакала. Мы страшно ругались.
Затем однажды я отвез ее на своем драндулете в Аутвудс. Мы часто ездили туда, чтобы побыть одни. Цвели колокольчики, и я думал, если мы погуляем по лесу, взявшись за руки, все в конце концов утрясется. Но мы снова разругались, я, должно быть, наорал на нее, она заплакала и убежала в лес.
До конца дня я пытался найти ее. Думал, она появится: иначе как она собиралась вернуться домой? Я искал ее до тех пор, пока не начало темнеть, а потом мне стало тревожно, я доехал до ближайшего телефона и позвонил ей домой. Ее мать сказала, что она уже два часа как вернулась и ушла снова. Я-то догадался, что она сидит там рядом с телефоном.
На другой день я позвонил ей. Звонил неоднократно, но каждый раз ее не оказывалось дома. Я пошел к ней, но ее отец сказал, что она куда-то вышла и он передаст, чтобы она перезвонила. Я знал, что она просто отказывается видеть меня, – Питер объяснил, что она дома, но не хочет разговаривать со мной.
А потом я услышал, что она снова отправилась в Аутвудс и пропала.
Приехала полиция и стала спрашивать, что я знаю. Я все им рассказал, и они уехали. Затем я пошел домой к Питеру. Его мать и отец всегда были для меня как вторые родители – они страшно волновались. Захотели узнать, из-за чего мы с ней спорили. Я не мог сказать им правду, что из-за беременности, – Тара им ничего не говорила. Более того, ей было всего шестнадцать, и Делл живьем содрал бы с меня кожу, если б узнал. Так что я сказал, что из-за другого парня, с которым она встречалась.
Питер посмотрел на меня. Он ни на секунду не поверил.
Тогда я сказал: ладно, не из-за того, что встречается, просто один парень глаз с нее не сводил, и Питер принял это за чистую монету, зная, насколько я ревнив.
Потом, пару дней спустя, полиция затеяла прочесывать лес, и мы тоже пошли помогать. Жутко бледный Делл, заметно трясущаяся Мэри, Питер с плотно сжатыми губами – все мы туда поехали. Полиции было как ежевики в сентябре, их созвали из соседних районов: были и с собаками, и много женщин-полицейских, а кроме них – наши соседи и знакомые, с палками, чтобы шарить по земле и ворошить в кустах, и у меня было тяжелое чувство. Можно сказать, все оглядывались на меня и говорили тишком, как водится, мол, он ее дружок, ее парень. Боже, все были там, совершенно чужие люди пришли помочь, после того как ее фотографию напечатали в местной газете и показали в вечерних новостях на местном канале. Сотни людей, и все мы двигались сплошной линией, растянувшись через Аутвудский лес, между деревьями, топча погибающие колокольчики.
Нашли ее велосипед.
Слышу, один фараон говорит другому, что, мол, похоже, кто-то пытался спрятать велосипед в кустах, среди мелкой поросли, и при этом косится на меня, утирает пальцем нос и идет дальше. И я понял; я понял в ту минуту, куда они хотят повернуть.
Мы медленно, шеренгой, прочесываем Аутвудс. Проверяя каждый дюйм, каждый куст, каждую впадину в земле, смотрим за каждой скалой. Уже начинает смеркаться, и тогда полиция останавливает нас. Говорят, что продолжат искать с фонарями, но мы должны разойтись по домам. Делл садится за руль. Предлагает подбросить меня до дому. Мэри на переднем сиденье, я с Питером на заднем. И молчим всю дорогу.
Я глаз не сомкнул той ночью. Пялился в темноту. Отец храпит в соседней комнате. Не с кем поговорить. Мать умерла, когда мне было девять. Я просидел всю ночь, пытаясь понять, куда Тара могла деться, но тем же вопросом меня мучили Делл и Мэри: куда она могла деться?
Ответа у меня не было.
Утром сплю я на диване, и вдруг кто-то забарабанил в дверь. Отец ушел на работу, открыть некому, кроме меня. В одних трусах иду к двери. Снова полиция. Не проеду ли я с ними в участок?
Я оделся, и они отвезли меня в участок. Мне еще нет восемнадцати, так что они не могут, говорят, допрашивать меня без адвоката. Какой еще адвокат, говорю, не нужен мне адвокат. Вы не против, если мы снимем у вас отпечатки пальцев? Нет, не против, пожалуйста, снимайте. Мне скрывать нечего.
Через час появляется адвокат. Женщина. Та еще красотка. С длинной челюстью и торчащими зубами. Морда как у гребаного скакуна. Чисто Шергар[11]. Едва кивает мне, ни привета, ничего. Просто кладет на стол блокнот и авторучку. Видит следы чернил у меня на концах пальцев: отпечатки уже сняли. Тот фараон сидит рядом со мной, тип со здоровенной бородавкой возле носа. Он вел себя нормально, сказал, чтобы я не волновался, принес мне чаю.
Адвокатша смотрит на него и говорит недовольно:
– Вы не должны были начинать, пока я не приду.
Фараон улыбается и чешет бровь, словно все это в шутку.
– Он несовершеннолетний, – говорит она.
– Он подозреваемый, – отвечает фараон. – Мы просто утрясли кое-какие формальности.
– Он что-нибудь сказал?
– Нет.
– Простите, – прервал я их, злясь. – Я здесь. Могу и сам ответить.
Она поворачивается ко мне и сквозь узкую щель меж двумя рядами зубов говорит:
– Ты что-нибудь рассказал полиции?
– Только то, о чем они меня спрашивали, – отвечаю. – Мне скрывать нечего.
Она снова смотрит на фараона, а тот сидит себе, скрестив руки на груди.
Входят два новых фараона, в цивильной одежде. На меня даже не оглядываются. Представляются адвокату как сотрудники Уэст-Мидлендского криминально-следственного отдела. Я стараюсь вспомнить, где слышал разговоры об этом отделе. Какие-то обвинения в коррупции.
– Я Джулия Лэнгли[12], – говорит мой адвокат сквозь частокол зубов; забавно, думаю я, какая у некоторых звучная фамилия при такой пасти.
Новоприбывшие устраиваются в пластиковых креслах вокруг стола. Один настолько толст, что еле втискивается. Он сидит за столом, и кажется, его брюки того гляди лопнут на жирных ляжках. Раскачивается в кресле, ноги широко расставлены, толстые пальцы огромных ручищ оттягивают воротник, словно тот ему тесен. И по-прежнему не смотрит мне в глаза.
Второй же, напротив, смотрит в упор. Глаз не отрывает. И смотрит при этом так грустно. То есть того гляди заплачет. Прикидывается? Не знаю. Вид у него неряшливый. Старый дождевик, под которым поношенный кардиган. Он при галстуке, но узел крохотный, затянут слишком туго, и даже мне видно, что ворот рубашки грязный. Лицо иссечено морщинами. Никогда не видел, чтобы у мужика было столько морщин. Лоб сморщенный, вокруг глаз сплошные морщины, вокруг рта как рябь на воде, глубокая ямочка на подбородке. Не лицо, а катастрофа. Он на мгновение отводит глаза от меня, чтобы кивнуть фараону в форме, который в последний час занимался мной. Тот наклоняется над пишущей машинкой и печатает, вслух произнося мое имя и время.
– Привет, Ричи, – говорит морщинистый.
Голос у него очень добрый. Такой добрый, что у меня хреновы поджилки затряслись. Добрый полицейский. Я того гляди в штаны наложу.
– Я Дейв Уильямс, – говорит он. – Ты в порядке?
Оглядываюсь на адвоката. Та лишь стискивает лошадиные зубы и смотрит на меня.
– Да, – отвечаю. – В порядке.
– С тобой здесь нормально обращаются?
– Да.
– Это хорошо, потому что я не желаю, чтобы кто-нибудь доставлял тебе неприятности. Мы просто хотим досконально во всем разобраться.
– Я не против.
– Ричи, – говорит он и морщит лоб еще больше, – мы совершенно уверены, что знаем, как это произошло.
